Лицо Марии замирает, оно как бы из фарфора. Ее взгляд сосредоточен на пузырьках, которые пускает игла в ложке.
- Только это может унять моб боль, - объясняю я ей. - Я употребляю очень мало, просто чтобы не сойти с ума. В конце концов, у меня нет привыкания, просто сегодня был охуенно тяжелый день.
Я впитываю смесь иглой через вату, затем протыкаю шприцем себе кожу. Когда я втягиваю немного крови и она наполняет цилиндр, глаза Марии тускнеют, будто их залили чернила. Кровь медленно возвращается к венам, я больше не чувствую никакого давления, когда к венам попадает и смесь из шприца ...
БЛЯДЬ ... КАКАЯ БЛЯДСКАЯ КРАСОТА ... Я - БЕССМЕРТНЫЙ, НЕПОБЕДИМЫЙ ...
- Я тоже хочу, - слышу я Марию, ее голос дрожит от крайней необходимости.
- Ни в коем случае ... Это - не лучший героин, - говорю ей я, падая на диван и пуская слюни, как экзальтированная младенец, когда наркота укачивает меня, как добрая нянечка. Опять мне к горлу подступает тошнота ... я начинаю медленно дышать, это всегда помогает.
- Зачем ты это делаешь?
- Когда мне плохо ... иногда так случается ... и это всегда помогает ...
Как же мне плохо ...
- Но мне тоже плохо! Что насчет меня? - спрашивает она.
И мне вдруг приходит мысль, что я вижу в ней и Дженни, и Кока одновременно.
- Ты же говорил, что поможешь!
Я грустно смотрю на нее и беру ее руки в свои.
- Ты - молодая красивая девушка, я не хочу, чтобы ты принимала наркотики. - Господи, она - ангел небесный, который спустился в эту невероятно темную лачугу.
- Я имею в виду, что бы заботиться о тебе ... а не уничтожать тебя, - здесь я качаю головой и слышу, как в ней гуляет кровь. – Без вариантов.
- Хуже мне уже не будет! - кричит она, а потом понимает, в каком положении она оказалась. - Но ... но ... можно же только попробовать, как ты говорил. Просто чтобы чувствовать себя немного лучше ...
Я чувствую, как дыхание сжимает мне грудь с такой же силой, как давит содержимое шприца, когда ты тянешь хорошенький, тонкий поршень назад ...
- Хорошо, но только один раз ... потом ты меня отстанешь. Я не хочу этого делать. Но не могу тебе отказать, тебе надо расслабиться. А потом мы подумаем, как достать Диксона.
- Спасибо, Саймон ...
- Наверное, тебе кажется, будто наступил конец света, - киваю я, замешивая для нее наркотик. - Это поможет, крошка. Это заберет твою боль.
Ее лицо становится слабым и тронутым, когда я повязываю ей на тощую белую руку свой кожаный ремень и начинаю искать вену. А они у нее очень и очень неплохие. Я вижу ее страстное желание, острую потребность забвения, и единственное, чем я могу ей помочь, - это помочь даме расслабиться ...
Я слышу, как она стонет и ползет к дивану.
- Хорошо ... как хорошо ... клево ...
Затем я укладываю ее на диван, устраиваю ее голову на подлокотнике, чтобы подготовить ко всему.
- Ты теперь здесь хозяйка, ты должна быть сильной, ради Гранта. Мы будем поддерживать здесь все в порядке. Ради твоей матери и в память о твоем отца. А скоро мы сходим на свидание к ней, - обещаю ей я, вытирая вспотевший лоб. - Хорошо, дорогая?
- Ага ... - отвечает мне она, глядя на меня глазами, похожими на серебряные монеты.
- Уже лучше?
- Да ... очень хорошо ... не думала, что мне когда-нибудь снова будет так хорошо.
- Мы достанем Диксона, он будет весь твой. Ты и я, мы заставим его заплатить за все, - шепчу я, стоя на коленях у этого прекрасного великолепия.
Я глажу ее по голове, подсовываю под нее подушку.
- А сейчас просто расслабься. У тебя был трудный день. Хочешь, я прилягу рядом с тобой ... обниму?
Она медленно кивает, соглашаясь.
- Это так мило ... - она водит мне рукой по лицу, а я придвигаюсь ближе к ее большим пухлым губам.
- Да, я милый. Это потому, что ты такая милая. А теперь давай поцелуемся.
Она смотрит на меня с печальной улыбкой и целует меня в щеку.
- Hет-нет-нет, детка, не так. По-настоящему, как взрослая женщина.
И вот я чувствую ее губы на своих, ее язык в своем рту, и все это делает она сама. Я закрываю глаза, мельком упомянув о бедной Дженни, которая теперь набивает мягкие игрушки в Кортон-Вейл в течение следующих нескольких месяцев. Как сказал судья, это станет примером для тех людей, которые пытаются мошенническим способами эксплуатировать людей, которые действительно нуждаются в помощи. Мне показалось, будто он процитировал тогда выступление министра внутренних дел. Но это станет уроком для Дженни, она там вылижет больше чужих пилоток , чем почтальон - марок. Впрочем, сейчас я могу думать только об обучении ее дочери, потому что мне становится все лучше и лучше от этих долгих влажных поцелуев. Да, вот оно - я действительно не чувствую никакой боли. Потому что сейчас она - моя. Я отрываюсь от нее и смотрю в ее печальные, сексуальные, хмельные глаза:
- Я никогда тебя не брошу, я не такой, как они. Все будет хорошо.
Она жалобно улыбается.
- Ты хочешь этого, Саймон?
- Ага, - отвечаю я; никогда за всю свою ебаную жизнь я не был откровенным, чем сейчас. - Так я коварен.
Как всегда
Я проезжаю Истер-роуд у «заядлого» клуба, когда вижу Лиззи Макинтош, которая бежит к автобусу, пытаясь удержать в руках огромную папку, привычную для любой студентки художественного колледжа. Она чрезвычайно роскошно выглядит: сексуальные черные туфли, шерстяные чулки, короткая юбка в красно-черно-желтую клетку, хотя это могла быть и платье, которое прикрывают большая коричневая куртка, шарф и перчатки. Ее темные длинные волосы даже еще темнее, чем эта куртка.
- Подожди минутку, дружище, - говорю я водителю, который уже собирается ехать.
Я ставлю свою спортивную сумку на пороге, чтобы он не смог закрыть дверь, и опять любуюсь своей милой проблемой.
Это того стоит, потому что она даже еще красивее, когда подходит ближе; на лице едва заметная косметика - только немного подведенные глаза и подкрашенные губы.
- Спасибо ... Томми ... - задыхается она, протискиваясь мимо Томми Бесстрашного в автобус и платя за проезд. - Я так опаздываю ...
Она искренне улыбается мне. Ну я красава! Девушки любят парней с храбрыми сердцами.
- С тебя выпивка, - предлагаю я; тем временем двери закрываются, и водитель пялится на меня, прежде чем тронуться с места.
Холодно; еще октябрь, но сегодня утром земля уже скована морозом, все лужи замерзли. С футбольной точки зрения, гораздо хуже то, что дует сильный ветер.
Но Рентс все равно в Абердине на эти выходные, и мы собираемся просто хорошо затусить вечером, а потом немного поиграть в дерби на Истер-роуд. Поэтому я еду к своей сестре Поли, чтобы оставить у нее сумку и перехватить чего-нибудь.
Меня, конечно, пригласили на чай, но я не уверен насчет ее мужа, того тупомордого говнюка из Ковентри, который все время выглядит расстроенным. Мы все можем так себя вести, но нельзя позволять загнать себя в угол. Никогда не сдаваться!
Но Лиззи ... ух ...
Однако я умалчиваю, куда собирюсь, после чего иду к «Уолли», надеясь, что буду там первым. Но у меня нет ни единого шанса! В углу уже сидит компания во главе с Бэгби, который, кажется, искренне радуется моему появлению: - Томми! Мальчик мой, блядь, пришел, мудак ты ебаный!- Как вы, дружки? - Я киваю Рентону, на котором сегодня черно-красный жакет из джерси, как в «Дэннисе-мучителе», затем - Нелли, у которого на морде появилось новое тату - огромный якорь на всю щеку; вот уебок.
- Ах ты девочка моя, чистый соблазн! - огрызаюсь я, указывая на это уродливое изображение, а затем делаю вид, будто рад видеть Ларри, потому что этого мудака совсем не знаю, и здороваюсь с Дэйви Митчеллом, старым своим другом из футбольной команды, который сейчас работает вместе с Марком у Гиллзланда.
Мы чокаемся бокалами пива.
- Ты там играешь в своем Абердине, Марк?
- Не-а ... - отвечает тот.
Он такой отмороженный, что все время под гашишем. Сидит с такой тупой улыбкой на лице. А когда-то выбивал глупости из бастующих и спид обожал! Вот уже, типичный студентик.